Человек в белом костюме: Александр КНЯЗЕВ

В комнате находились с десяток людей, и имя почти каждого что-то да значило для более или менее интересующихся политикой. Тем более в нее играющих. Например, чиновница областной администрации, которая через год станет главным регистратором, хотя и тогда уже она могла считать себя одним из "серых кардиналов" самарской политики. Или владелец частной телекомпании, зрители которой в скором времени станут свидетелями перелома в разгорающейся предвыборной кампании.

Кандидат, ради победы которого и собрались все эти люди, в общем-то, тоже был не из "серого" десятка. Может быть, поэтому он пропустил мимо ушей что-то сказанное про бананы. А может, он просто не слушал человека невысокого роста, увлеченного процессом собственного мышления вслух, собственным талантом, возможно, даже и гениальностью. Но мозг идеолога уже требовал подпитки в виде чистых бананов. Рука сама потянулась к столу. Бананов не было.

- Толя! Где бананы?

Люди в комнате в ужасе посмотрели на кандидата. Кто-то попытался спасти ситуацию, бросившись на кухню. Но гений был уже оскорблен. Потом им все-таки пришлось ехать к нему и уговаривать вернуться и продолжить руководить кампанией…"

Александр Князев - бывалый участник предвыборных баталий. Разумеется, как один из их сценаристов, а не как участник. Широкой публике редко доводится узнать, кто же является автором того или иного предвыборного хода и в чем на самом деле этот ход заключается. Лишь по прошествии времени и, так сказать, накопления материала становятся заметны некие повторяющиеся или сходные приемчики. Одни просто эксплуатируют ранее найденные способы "замачивания" конкурентов, повторяя их на разных территориях и уровнях. Это называется штампом. У других фантазия все-таки оказывается богаче, но некие общие линии все-таки узнаются и у них. Это называется стиль.

Александра Князева в Самаре помнят, хотя он практически не появляется на экране и давно не журналист. На самом деле он никуда не исчезал. Увидев его, не обольщайтесь белым цветом его одежд. Под ними часто оказывается черная сорочка. И стоит такому человеку появиться, как на кого-то обязательно выльется ведро грязи.

После скандала с ГТРК "Самара" Александр Князев на публике, можно сказать, так и не показался. Но его вспомнили, как только вышла трилогия про "укротителя кроликов". Уж очень образ рассказчика в книге совпадал с реальным Князевым. Может, кто-то талантливый сыграл с Князевым злую шутку, стилизовав своего рассказчика под него. А может, Кирилл Шелестов все-таки был неудачной попыткой его собственной литературной мистификации. Не суть важно. Читатель все равно видит в рассказчике Князева. И, надо сказать, имеет на это полное право - и основания. А некоторые даже готовы заплатить 50 тысяч "баксов" за книгу о самом Князеве в стиле Шелестова.

Александр Князев родился в семье типичных советских интеллигентов. Папа был журналистом, о нем до сих пор многие отзываются с уважением. А мама вертелась в каких-то околобогемных кругах. Родители рано развелись, мать уехала в Москву, и отношения они поддерживали какие-то прохладные.

В школе Саша учился хорошо, больше всех предметов любил литературу. Кстати, то ли в одном классе с ним, то ли в параллельном училась Нина Богаевская. Как потом утверждал Князев, она в школьные годы не раз пыталась с ним заигрывать. И когда Нина во время своей работы на телевидении начала делать про него и "Все и Всё" злобные сюжеты, Саша это объяснял ее безответной детской любовью, которую она не могла ему простить. Впрочем, пояснять все таким образом - в его характере.

Выпускник Литературного института и кандидат филологических наук, специалист по Пушкину и Достоевскому, Саша Князев какое-то время преподавал и работал в рекламном агентстве "Волга". Вел он образ жизни, типичный для тогдашнего молодого "протестного" поколения. То есть пил и работу прогуливал. Как в середине 90-х рассказывал один из его старых приятелей, познакомились они с Сашей так. Приятель, если ему верить, спал пьяный под лавочкой где-то в районе улицы Куйбышева. Пошел дождь, и он решил перебраться на лавку. Лавка оказалась занята - на ней спал молодой человек, причем с девушкой. Этим спящим человеком и оказался Князев.

Рассказывают, что пил Саша немилосердно - и все, что горит. В ход шел даже одеколон и женский лосьон для лица. Тогда это был московский "Огуречный" с высоким содержанием спирта и таким мерзким запахом, что его на лицо-то было страшно наносить. Тем не менее о Князеве тех времен у многих остались теплые воспоминания: веселый, щедрый, интересный собеседник, любитель женщин. Короче, гусар.

Обращение Князева началось во "Все и Всё". Саша стал начальником. Редактором.

У него появился коллектив, которым надо было руководить. Правда, очень долгое время он оставался весьма демократичным руководителем - сотрудники с ним были на "ты", а каждый выход газеты отмечался так: в ближайшем магазине закупался ящик водки, ящик кабачковой икры и килограммы вареной колбасы. Дня два после того, как номер был подписан в печать, многие журналисты вместе с редактором ночевали в редакции. Сил дойти до дому не было.

Если посмотреть номера "Все и Всё", то можно сказать, что вся, видимо, накопленная за прежние годы злость Князева выплеснулась на страницы этой газеты.

Это была не просто желтая пресса. Это была какая-то личная месть главного редактора тому миру, который, по его мнению, его обидел. Саша прицельно унижал тех, кто был богаче, красивее, удачливее его. То есть представителей той среды, куда он впоследствии так стремился попасть и которая долго не принимала его.

Впоследствии он объяснял все это, разумеется, собственной дерзостью и смелостью. Да, в этом была изрядная доза смелости. Газета не вылезала из судов… Но стиль - унизительный, сленговый, с использованием ненормативной лексики, он выбрал недаром. Для такого литератора, каким был Князев, не составило бы труда написать газету в совершенно другом стиле, сохраняя фактуру. Однако он хотел своих героев унизить дважды - не только тем, что о них будет написано, но и тем, как. Для Самары тогда это была бомба.

Тиражи "Все и Всё" зашкаливали. Князев становился звездой скандальной журналистики. В лучах его славы грелся и учредитель газеты Владислав Моршанский. Вряд ли это нравилось Князеву, который в одиночку редактировал газету. Однако он стал парнем, с которым многие боялись общаться. Некоторые опасались даже упоминать о знакомстве с ним. Просто потому что было стыдно. Редактор делал вид, что ему, в общем-то, на это наплевать, он готов все принести на алтарь творчества.

Теперь в этом его утверждении можно сильно сомневаться...

После разрыва с Моршанским на деньги Виктора Тархова Князев открывает "Будни". И опять зашкаливают тиражи, Князев укрепляет имидж одиозной фигуры самарской журналистики. Но ему этого уже мало. Ему уже нужно иное общество, а не только собственный коллектив и бандиты. Для последних "Будни" были чем-то вроде "Вестника бандитской жизни". И они были весьма довольны тем, что о них начал писать кто-то, кроме милиции, и что-то, помимо милицейских сводок. Но Князеву эта репутация уже наскучила.

Он бросает пить, и характер его резко меняется. Он не становится менее талантливым. Но - еще более обозленным, несдержанным в высказываниях и нервным. Взрывное поведение он оправдывает утонченностью своей творческой натуры. О том, что кто-то может воспринимать его как элементарно невоспитанного человека, он не допускает и мысли. Почему-то считает, что за талант ему все прощается. В коллективе - родной отец: к нему идут со всеми проблемами, и он действительно помогает всем, чем только может: и деньгами, и советом, и умной беседой. На самом деле из своих сотрудников Саша лепил инфантильных созданий - ему нравилось, когда человек зависел от него.

Людей со зрелой психикой, умеющих расставлять собственные акценты и видеть не только то, что им внушают, он старался убирать, если, поняв, что он на самом деле собой представляет, они не уходили сами.

Каждый боялся попасть ему под горячую руку. Был случай, когда покойный Леша Сидоров решил починить "зависший" компьютер. Было уже около пяти часов вечера, шла вечерняя верстка. Леша не придумал ничего лучше, как залезть во вскрытый компьютер ножницами. Во всей редакции произошло короткое замыкание, погас свет. У верстальщиков слетел готовый номер. В редакции стоял невообразимый мат. Громче всех звучал голос редактора. Когда через три часа свет наладили, на месте были все, кроме Сидорова. В ближайшую неделю он в редакции не появлялся. Когда Леха пришел, Князев уже остыл и наказывать его не стал. И рассказывал об этой истории с присущим ему юмором. Как он сам говорил, за талант он готов простить многое.

Тем временем в "Будни" все чаще обращаются представители власти. Во время политических кампаний в газете становилось все больше заказных статей. Здесь репутация Князева сыграла ему на руку. Поскольку он ругал всех и вся бесплатно, поначалу никто и не заподозрил его в ангажированности. "Будни", как жена Цезаря, были вне подозрений. У Князева стало больше денег. Он обзавелся солидной машиной "БМВ" и охраной. Но, видимо, этого было мало.

Он мучился - чего же ему не хватает? Деньги, женщины, хорошая работа. Видимо, он решил, что не хватает как раз признания элиты. Ну, раз не хватает, значит, надо его завоевать. Методы и пути его не интересовали, важен был результат.

Тогда состоялось знакомство с Олегом Борисовым и Алексеем Ушамирским. Оба относились к Князеву, как бы это сказать… Ну, в общем, не совсем уважительно. Говорят, их шутки над Князевым были порой очень жестоки. Саша, в свою очередь, отыгрывался на коллективе. А потом появился Аветисян.

Знакомству этому, по одним данным, поспособствовал Ушамирский, по другим - Аветисян сам наведался в редакцию, взбешенный какой-то статьей… А может быть, и редактор нашел на него выход. Тем более что Тархов в это время уезжал в Москву, а Князев открывал телекомпанию "Будни", для которой нужны были серьезные инвесторы. И он нашел их - генерального директора "Самаратрансгаза" Геннадия Звягина и его заместителя Владимира Аветисяна, который как раз тогда создавал Ассоциацию делового сотрудничества "Волгопромгаз".

На тот момент Аветисян был мало известен, и через какое-то время выяснилось, что они могут друг другу пригодиться. Аветисяну нужен был пиар, в котором ему мог пособить Князев, а Князев стал учиться у Аветисяна манерам светского льва.

Он стал по-другому одеваться, по другим принципам подбирать любовниц… Теперь над ним потешалась не только элита. Говорят, когда Князев устремлялся к вешалкам в магазине, охрана шепталась: "Смотри, сейчас выберет самый страшный пиджак, скажет, что это очень круто, переплатит втрое и уедет довольный". Так и случалось. Князев приобретал костюм а-ля латиноамериканский сутенер, который российскому интеллигенту, каковым выглядел Саша, был как ковбою балетная пачка. То, что к лицу было рослому Аветисяну, никак не подходило невысокому Князеву, но он упорно копировал "Володю". Парфюм он использовал на всю катушку, кажется, выливая на себя по полфлакона. За это среди определенных лиц он вскоре получил весьма неприличную кличку.

Аветисян сделал свое дело. Он действительно не только выкупил "Будни" и открыл телекомпанию, но и ввел Сашу в тот круг, где губернатора называли "Костюшка", а Сысуева - "Олежка". Поначалу, говорят, Саша был в эйфории. Титов тоже успокоился - проклятые "Будни" теперь были на стороне областной власти, а их редактор стал почти что ручным псом.

У него становилось все больше денег, чему в немалой степени способствовал не только успех газеты, проданные (за невыход) статьи талантливых журналистов, но и участие Князева в различных избирательных кампаниях, за которые он получал шикарные гонорары. Именно Князев руководил кампанией Анатолия Афанасьева на выборах мэра в 1997 году, а в 1999 году раскручивал движение "Голос России". Одним из самых запоминающихся деталей мэрской кампании стал венок, появившийся у двери квартиры Афанасьева. Многие были уверены, что венок на самом деле - дело рук афанасьевского штаба.

Князев с каждым годом ездил на еще более дорогих машинах, отдыхал на престижных курортах, купил новую квартиру и со скандалом получил пост председателя ГТРК "Самара". И у него началась "звездная болезнь". Хотя, скорее всего, он страдал ею хронически, но в 2001 году произошло тяжелое обострение. В интервью одной из местных газет он заявил буквально следующее: "В области не так много ярких личностей: Титов, Лиманский, Аветисян да я".

Казалось бы - чего желать сверхуспешному чиновнику высокого ранга, раздававшему интервью о своей значимости, уникальности, таланте и благородстве? Но он по-прежнему чувствовал себя изгоем. С этим нарастало его постоянное недовольство и нервозность. Его негативная энергия все равно должна были найти выход. И находила. Весьма своеобразный.