Петр МОНАСТЫРСКИЙ: "Хочу сделать новую редакцию Самарского драматического"

- Петр Львович, "Репортер" вас поздравляет!

- Ябы сейчас не торопился с поздравлениями, если вы ведете разговор о "Колесе". Первый вопрос - это кадры, репертуар. Я поставил условие, что смогу быть главным режиссером, только если дадут какието деньги. Не мне, актерам.

- Вы собираетесь пригласить кого-то из старой команды?

- Как я могу копию приглашать, если некуда селить? Юрий Ганюшкинсогласился на те условия, которые ему предложили. Но кадры - это главный вопрос. И потом, как режиссер я могу поставить от силы один-два спектакля за сезон. А надо минимум четыре-пять. Значит, нужно звать режиссеров. Пользоваться доморощенными постановщиками - значит, ничего не изменить в театре.

- Из "Колеса" вы хотите сделать театр психологической драмы, как когда-то из Куйбышевского театра?

- Да, но очень условно. Ученики Дроздова - это ученики Дроздова, у нас все равно были разные школы. Ломать их - игра не стоит свеч, а своего курса я там не наберу.

- Если сейчас вам выделят деньги, кого из режиссеров вы пригласите?

- Я бы пригласил Кузина, Николаева. Я бы позвал Пускепалиса. Я бы вышел на Яшина - это главный режиссер Театра Гоголя в Москве. Я с удовольствием взялся помогатьТатьяне Корабельниковой, директору театра Чтобы женщина так энергично вела дело - позавидуешь мужчине, который рядом! Она очень точно знает, что ей нужно. Она очень требовательна, мало говорит, больше молчит, думает - это что-то значит! Она ходила вокруг меня, как кошка вокруг горячей каши, в течение целого года, но я должен был сначала поставить спектакли. Я поставил "Зыковых" и "Варшавскую мелодию", Сейчас работаю над третьим - "Полет над гнездом кукушки". В общем, приличные произведения.

- Кто у вас будет играть Мак-Мерфи?

- Ганюшкин.

- Он сейчас вообще нигде не играет?

- Нет, он не стал играть в "Понедельнике". И я его понимаю. К руководству театром сегодня приходят не личности в плане режиссуры. Что в итоге получается в Москве? Три -три с половиной десятка теат-ров, но это все один Всемосковский драматический театр. Что делается в Самаре? То же самое. Драма, "СамАрт", "Самарская площадь", "Камерная сцена", "Понедельник"... Зачем создавать "Понедельник", чтобы быть похожим на драму, но быть хуже, чем драма? Опять же у нас Всесамарский драматический театр. Вот если бы кто-нибудь создал свой театр, допустим, гротеска, памфлета, буффонады - тогда была бы своя интонация. А так - миллионный город, а театр один.

- Вы уже заметили шумиху вокруг своего имени в последние пару недель?

- А почему пару недель?

- Новости пошли. До этого не было известно, что вы станете главным режиссером в Тольятти.

- Да я там уже почти полтора года работаю! Я узнал о шумихе дня три-четыре назад, когда по телевизору прошла новость. И на следующий же день я приехал в Тольятти. Но не стал выступать перед коллективом, потому что как потом делать обратные ходы? Я сейчас пишу книгу - автобиографию "О себе и не только", примерно 150 страниц получается. И последняя глава называется "Век нынешний и век минувший". Я как профессионал не могу сравнить даже близко то, как сегодня, в эпоху капитализма, относятся к культуре, к театру, к искусству, и как это делалось при бедной советской власти. Это совершенно несравнимо - в пользу прошлого века.

- Вы думаете, что театр занимает меньше места в жизни общества из-за власти? Или это все-таки объективная закономерность?

- Объективную закономерность делают люди. Когда мне говорят: "такое время" - я говорю: "время делаем мы".

- Людям стал неинтересен театр?

- Онпрежде всего дорог. У меня вчера была творческая встреча. Спрашиваю: "Вы бываете в самарском театре?" - "Нет". - "Почему?" - "Билет купить невозможно, очень дорого", - отвечает женщина.

- Вы читаете современных драматургов?

- А я вам проиграю шампанское, если вы мне назовете 3-4 современные пьесы (исключите Коляду). Мы в те годы кляли нашу драматургию - ставить нечего, играть нечего! А были Розов, Штейн, Шатров, Разумовская! Жив был Леонов, активно ставили Булгакова. Мы никогда не испытывали недостатка в репертуаре нашего театра, хотя я ни разу не поставил Бертольда Брехта.

- Я могу назвать кого-нибудь из "новой драмы": тольяттинских Дурненковых или Ивана Вырыпаева, например...

- Вы знаете, я могу признавать только то, что я хочу понять.

- Вы ставите в Тольятти спектакли, которые когда-то шли в Куйбышеве. Почему именно эти пьесы? Почему вы начали с "Зыковых"?

-Хороший вопрос вы задали. В чем драма Горького? В том, что он не видел будущего своих героев-купцов. Егор Булычев - рак печени, Артамонов Петр, которому Илья передоверил фабрику - развалившийся старик. Антипа Зыков переживает трагедию: в 50 лет женился, отбив у сына невесту, девушку 22-летнюю, а детей нет. Богатство нажил на десятерых, а передать его некому. Горький видел бесперспективность того купечества, которое пришло в конце ХГХ века, а я вижу бесперспективность олигархов. Я вижу, как они небо "зелеными" оклеивают - некуда девать, а дальше что? Объединитесь, два-три богача, постройте в Самаре хорошие дома для безнадзорных, по европейскому стандарту, с хорошей кухней, с хорошим штатом, чтобы можно было туда поместить 500-600 человек. А ну-ка по всей бы стране таких домов построить? На деньги этих неожиданных богачей? И я, и вы по-другому смотрели бы на них. Не так ли?

- А "Варшавская мелодия"?

- Яставил спектакль не о том, о чем ставил когда-то. Я делал римейк, а это не просто повторение. Римейк - обязательно другая интерпретация. А хитрецы от искусства думают, что, пережевав, они могут ставить то же в другом месте. Для "Варшавской мелодии" я пригласил художника Роберта Акопова, он уже работал в "Колесе". Я попросил, чтобы он перечитал пьесу и подумал, как делать ее сценографию СЕГОДНЯ. Он принес мне оформление со знаками щита и меча -эмблемой КГБ. Я говорю: что ты принес? Что главное в пьесе? "Нормальным влюбленным людям власти не дали пожениться, испортили жизнь", - отвечает художник. Я говорю, из сюжета это же никуда не денется. Но о чем мы спектакль будем ставить? Мы стали переделывать сценографию. Мне захотелось сделать спектакль как дневник Виктора, как оценку своих человеческих ошибок. А текст, в котором говорится о запрещении браков с иностранцами, резко сокращен, но он есть. К сожалению, у Зорина не написано, почему расстались герои. Им запретили? Да! А кто им мешал друг друга любить? Что, за ними ходили, следили, стреляли, если видели, что они под ручку ходят? А может быть, героям только кажется, что это любовь? А никакой большой любви в пьесе и не было? И к КГБ это, по-моему, никакого отношения не имело.

- В 60-е вы ставили о другом?

- Ятогда был другим. И "Зыковы" - тоже римейк. Надо смотреть сегодняшними глазами на нравственные, а не на сюжетные мотивы. Сегодня театр возвращается к психологизму, к любимовскому спектаклю "А зори здесь тихие". Мне слишком много лет, и меня не успеют услышать. А я хочу, чтобы меня услышали или хотя бы увидели. И поэтому, когда идет речь о "Колесе", я иду туда не на заработок. Я хотел бы сделать новую редакцию Самарского драматического. Успеть бы! Для этого нужно мне пожить еще 40 лет. Я говорил в Тольятти, что это затея для маниловых - приглашать меня на руководство. Мне 92 года.

- За 12 лет простоя у вас были приглашения?

- Нет. Уехать в другой город - были, но этого я не мог сделать из-за возраста. Потом, в другом городе я должен кому-то что-то доказывать. Зачем, если в Самаре я все доказал?

- Тольятти - тоже другой город?

- Нет, в Тольятти меня знают!

- Вы предлагали кому-то в Самаре свои услуги?

- Предлагал новому директору театра оперы и балета, Фастовщуку. Я хотел поставить мюзикл "Пигмалион" и решил вместе с Марком Левянтом написать либретто "Полета над гнездом кукушки".

- Не захотели?

- Не захотели.

- Вы в книге "Совершенно несекретно" вспоминаете об унизительном договоре на один год, который стал одной из причин вашего ухода из театра. Сейчас времена изменились, и годовой договор - это нормально?

- Ядумаю, что если я нужен, то примут мои условия договора.

- Вы хотите договор больше, чем на год?

- Оформляйте меня - и сколько смогу, столько и сделаю! А тогда договор на год был своеобразным "годом почета", чтобы получить право освободить меня от должности художественного руководителя. Я попросил уволить меня, но только от руководства! Поскольку мне тогда уже было 80 лет, а у меня есть такой хороший девиз: лучше уйти из искусства на год раньше, чем на день позже. Я посчитал, что нужен другой руководитель, а меня, дескать, оставьте, как оставили первого директора шоколадной фабрики "Россия" Елену Шпакову, как сделали Дмитрия Козлова почетным генеральным конструктором "ЦСКБ-Прогресс" -референтом, консультантом, как Александра Краснова оставили почетным ректором мединститута.

- Вы чувствуете, что вы старейший режиссер России?

- Я не чувствую, я знаю. Режиссеров драматического театра и народных артистов СССР осталось в СНГ, по-моему, два человека - Марк Захаров и я. Актеров немало есть, в музыке есть еще Покровский, а в драме больше нет.

Ксения АИТОВА, «Репортер»