От россиян скрывают последствия вступления РФ в ВТО

Между тем саму целесообразность присоединения нашей страны к этой организации никто обществу убедительно так и не доказал. Более того, лоббисты ВТО фактически скрывают от нас (похоже, порой даже от высшего политического руководства) те крайне негативные последствия, которые ожидают нашу страну после присоединения к ВТО. В прессу время от времени подбрасывается лишь выборочная статистика «бонусов», которые, мол, получит Россия. А вот о более чем вероятных потерях лоббисты, разумеется, умалчивают. В итоге общество находится в настоящем информационном вакууме и не представляет даже, насколько кардинальный для него вопрос сейчас решается. Причем решается, повторим, фактически закулисно.

Чтобы восполнить этот информационный пробел и предупредить общество о последствиях присоединения нашей страны к ВТО, KM с участием четырех известных экспертов провел 28 ноября круглый стол на тему: «Вступление России в ВТО - pro et contra». Для участия в дискуссии были приглашены:

С полной версией дискуссии читатель может ознакомиться на соответствующем разделе нашего сайта. Здесь же мы предлагаем вниманию читателей тезисы выступлений участников этого круглого стола.

«Вступление России в ВТО - pro et contra»

Сергей Глазьев:

Кроме того, членство России к ВТО не ограждает нас от новых санкций, а лишь предоставляет нам возможность пытаться использовать внутренний арбитраж ВТО - вместо отдельных судебных дел с конкретными импортерами - для снятия торговых барьеров. Но при этом, кстати, потеряют значимость и решения наших судов в отношении иностранцев. Причем, решения ВТО уже будут носить для нас обязательный характер. Например, мы уже не сможем ввести ограничения в отношении ввоза в Россию некоторых продуктов с Украины, хотя это противоречит духу Таможенного союза и т.п.

Владимир Филатов:

Если представить, что Россия стала членом ВТО, то снижение импортного тарифа, например, с 11% до 7-8% на наш прошлогодний объем импорта даст примерно $5 млрд потерь поступлений в бюджет. При этом не факт, что от снижения импортного тарифа выиграет конечный потребитель, так как большой вопрос, как и насколько при этом изменятся потребительские цены. Не факт, что они снизятся в магазинах (для покупателей), вполне возможно, что экономия на таможенных тарифах лишь увеличит выручку импортеров.

Так что с точки зрения долгосрочной выгоды вступление в ВТО грозит отечественной экономике большими проблемами, если не дальнейшей деградацией. Кроме того, опасения вызывает тот факт, что переговоры по ВТО, которые велись 11 лет, на фоне отсутствия и стратегии, и осознанной экономической политики, и структурной модернизации экономики, и стратегии формирования импортных пошлин, вдруг так резко активизировались.

Дискуссии по вопросу вступления России в ВТО должны быть открыты не только для экономистов, но и для всех рационально мыслящих людей, тем более специалистов в гуманитарной сфере, в сфере общественной жизни. Однако на протяжении последних нескольких лет любое рациональное серьезное обсуждение вопроса блокировалось, то есть само политическое решение о необходимости вступления в ВТО было за рамками дискуссии. А факультативное обсуждение, хотя и велось, но не имело влияния на само решение.

Поэтому, по большому счету, мы до сих пор не знаем, на какие уступки пошли наши переговорщики по таким жизненно важным для нас проблемам, как уровень тарифов на энергоносители или степень закрытости рынка труда от китайской иммиграции. При этом главный аргумент в пользу вступления России в ВТО сводится к тому, что часть ограничительных (антидемпинговых мер) на внешних рынках будет снята в отношении продукции наших предприятий (прежде всего, металлургических, многие из которых являются активными лоббистами вступления в ВТО). Однако Сергей Юрьевич Глазьев уже сказал, что вступление в ВТО не дает автоматического снятия санкций, а просто переадресует нас на арбитражный механизм ВТО.

Среди аргументов о пользе ВТО встречаются и довольно забавные. Например, на сайте этой организации говорится о том, что это будет способствовать международному престижу России или даст нам корпус современного делового законодательства. Между тем мы вполне можем этот корпус современного делового законодательства вырабатывать самостоятельно, ориентируясь, в том числе научно, на западные образцы. Для этих целей не обязательно быть формальным членом ВТО.

Во-первых, мы имеем остаточный потенциал достаточно автономного, самодостаточного народно-хозяйственного комплекса, внутренний рынок с огромным потенциалом (на который рвутся внешние игроки) - все это делает позицию России в отношении участников международной торговли потенциально сильной, способной устанавливать свои условия открытости, участия в международном разделении труда.

Поэтому Россия не относится к числу тех стран, которые жизненно заинтересованы во вступлении в ВТО. В отличие от Китая и Южной Кореи, которые являются глобальными сборочными цехами, индустриальными фабриками всего мира, или таких окраинных регионов, как Латинская Америка, которые нуждаются в открытии западных рынков для себя. Однако сегодня даже эти страны во многом разочарованы в ВТО из-за затруднения допуска их продукции туда.

При этом, действительно, возникает вопрос о том, какова подлинная мотивация тех политических руководителей, которые поставили своей целью введение нашей станы в ВТО. Потому что преимущества этого шага совершенно неочевидны, как и явные выгодоприобретатели. А издержки, в том числе социально-экономические, политические, напротив, очевидны.

Говорить о сиюсекундных выигрышах и проигрышах от вступления в ВТО - это в принципе неверно. Возможно, Китай или еще кто-то локально проиграли от вступления в ВТО по текущим вещам. Но вступление в ВТО для некоторых стран и для России, в частности, теоретически должно быть проектом стратегическим.

Но если посмотреть на индустриальное развитие человечества со средних веков, то можно увидеть, что количество стран, которые могли себе позволить полный спектр технологического производства, постоянно падало. Полностью технологически независимых стран становилось все меньше, но зато сами по себе они становились все более крупными. В результате к середине 20-го века объемы рынков выросли настолько, что таких технологически центров осталось всего два - СССР и США. Все остальные страны входили вот в эти две системы разделения труда: одни - в советскую, другие - в западную. Соответственно, было две глобализации, одна - социалистическая, другая - капиталистическая.

Через 10 лет ситуация изменилась с точностью до наоборот, и тот же СССР стал не в состоянии обеспечивать полный спектр технологической независимости, то есть впал в отставание в технологии по абсолютно объективным причинам, потому что рынки, которые мы контролировали, оказались слишком маленькие. При этом не следует считать, что слово «рынок» относится только к западной модели, а не к советской.

Значит, в этой ситуации даже не стратегическая линия, а единственная возможность выжить состоит в чем, чтобы понять, по каким технологическим отраслям нам нужно обязательно сохранить приоритет и стать в них мировыми лидерами. И ВТО нужно нам не для того, чтобы получать прибыль больше той, которую мы имеем сегодня. А для того, чтобы иметь возможность восстановить, а, может быть, и создать новые высокотехнологичные отрасли, с помощью которых мы сможем выйти на мировые рынки.

Президент об этом сказал открыто и прямо, и в этом смысле говорить о сегодняшней, сиюминутной выгоде вообще бессмысленно. Даже если мы будем терять по $10 млрд в год, но будем уверены, что лет через пять сможем восстановить эту схему - при том, что часть отраслей, может быть, придется «сдать», - тогда и только тогда эта игра [вступление в ВТО - ред.] стоит свеч. Если же мы этого сделать не сможем, тогда единственный вариант - «закрываться» и ждать, когда развалится вся мировая система. Потому что в текущих условиях мы ничего восстановить не сможем, но попадем в ситуацию, когда каждому будут выдавать в день дольку риса. Это объективная ситуация, а сохраняться будет только несколько ключевых военных технологий.

Но ответ на эти вопросы, именно на эти, эта тема - табу для правительства. И вот это - главная проблема, а не какие-то оценки.

Непонятно, почему Михаил Хазин считает ВТО механизмом создания высокотехнологичного производства в России.

С помощью членства в ВТО ничего воссоздать нельзя. Более того, это членство будет мешать, так как сначала необходимо добиться передовых позиций, а потом говорить или не говорить о вступлении в ВТО. К тому же нужно четко понимать, что если в США значительная часть потребления - это прямая миссия, то у нас это не так. А потенциал роста, который имеется, уходит из страны в Стабфонд, что препятствует расширению емкости внутреннего рынка, наряду с занижением возможностей кредитования. Кроме того, те же самые люди, которые в 98-м году устроили дефолт, теперь повторяют ту же самую политику: Игнатьев и Кудрин в 98-м году были первыми заместителями министра финансов, они несут полную ответственность за дефолт.

Владимир Филатов:

При этом наши реформы очень здорово отличались от, например, китайских. В Китае была программа модернизации страны, 7 направлений, и все реформы были инструментом для решения этой проблемы. У нас о модернизации страны, извините, до сих пор никто не говорит. Чисто идеологически построен рынок, и, соответственно, чисто идеологический критерий.

Михаил Ремизов:

При этом мотивация этих людей непонятна - ведь, как уже убедительно показал Сергей Глазьев, ВТО фактически не является инструментом отношения России с внешним миром. Поэтому кажется, что для этих людей присоединение к ВТО - это инструмент своего рода внутренней войны, ведущейся для того, чтобы сделать невозможным пересмотр той политики, которую сегодня мы имеем (сырьевой ориентации экономики).

Сергей Глазьев:

Но с другой стороны, проблема заключается в том, что, вступая в ВТО, мы принимаем на себя обязательства эту политику фактически не менять. Между тем Михаил Хазин дал достаточно объективную характеристику этой политике, которая фактически означает колонизацию России, при которой иностранный капитал получает колоссальные преимущества вследствие отсутствия защиты собственных товаропроизводителей, и отсутствия условий для повышения инвестиционной и инновационной активности внутри страны.

То есть в рамках проводимой денежной политики привязки рубля к доллару и жесткого количественного ограничения денежной массы выходит, что чем больше иностранных инвестиций в Россию приходит, тем больше Центральный банк стерилизует денег, изымает их с внутреннего рынка путем эмиссии своих облигаций. В этом отношении у нас парадоксальная экономика, которая страдает от роста валютных поступлений от экспорта углеводородов, потому что чем больше страна получает выручки от экспорта нефти, тем больше денег изымается из экономики в Стабилизационный фонд, тем хуже финансовые условия наших налогоплательщиков.

Первое условие фиксации связано с таможенным тарифом. Существует мнение, что предметом гордости российских переговорщиков является их твердая позиция по недопущению снижения импортных тарифов. Но после переходного периода - от 3 до 7 лет - он снизится, может быть, в среднем с 13% до 11%. По проведенным расчетам получается, что вследствие снижения импортных тарифов можно ожидать сокращения производства в машиностроении до 3% процентов, а по остальным отраслям - в пределах 1%.

По финансовым услугам зафиксировано определенное ограничение на дольную часть иностранного капитала, последние уступки были сделаны США. Насколько мне известно, договорились о том, что максимальная доля иностранных банков на российском рынке будет составлять 50%, запрещается создание филиалов иностранных банков, но при этом разрешается создание филиалов страховых компаний. Это была значительная уступка уже с российской стороны, которая в действительности резко сузит возможности российской банковской системы, лишенной, в отличие от иностранцев, доступа к дешевым кредитным ресурсам. Так, если иностранные банки имеют возможность неограниченно занимать деньги у своих центральных банков под 2-3% годовых, то у нас ставка Центробанка предельно высока, и он фактически не подпитывает российскую кредитную систему.

Отечественная строительная отрасль тоже пострадает - это связано не только с доступом иностранных строительных компаний (сегодня, скажем, китайские компании показывают куда большую эффективность, чем российские), но и с безопасностью. Я не верю, что мы будем защищены с точки зрения правил, стандартов и других требований безопасности строительных объектов.

В целом, по условиям доступа на рынок услуг российские переговорщики допустили колоссальные уступки, абсолютно неоправданные и грозящие большими потерями.

Предварительный анализ показывает, что среди небольшого количества мер, которые российское правительство сегодня использует для поддержки своих товаропроизводителей, под угрозу попадают такие инструменты, как субсидирование процентных ставок по лизингу сельскохозяйственной техники, значительная часть расходов по целевым государственным программам.

Однако в правительстве мало желающих заниматься промышленно-технической политикой, и даже то, что сделано, может оказаться свернуто - и мы останемся без возможности дальнейшего маневра.

Но нас всячески пытаются не пустить на этот рынок, чтобы окончательно угробить российскую авиационную промышленность. Огромные усилия предпринимаются сегодня в органах государственной власти с целью не допустить появления российских самолетов на международных рынках. И вхождение в соглашение по авиатехнике означает, что мы будем вынуждены отказаться от субсидий, которые имеют огромную роль для будущего гражданского самолетостроения.

Эти требования выглядят особенно нагло в свете того, что американцы их не соблюдают. Фактически, согласно нормам американского законодательства, все нормы ВТО, которые противоречат внутренним американским законам, не подлежат исполнению на территории США. Американцы сами не поддерживают многие требования, а нам навязывают дополнительные соглашения ВТО. Таким образом, условия присоединения к ВТО, на которые Россия уже согласилась, весьма обширны, они охватывают практически все инструменты торговой, промышленной, продовольственной политики, политики стандартов, политики государственных расходов, и, вступая в ВТО на этих условиях, мы связываем себе руки.

К тому же те, кто лоббирует сегодня скорейшее присоединение России к ВТО, фактически стремятся к разрушению Единого экономического пространства и Таможенного союза. Это опять же выгодно «Газпрому», который хочет получить лишние $2-3 млрд на экспорте газа в Белоруссию и Украину. Но эти действия обернутся негативными последствиями прежде всего для России.

Сергей Глазьев: